12 марта 2008

Режиссер вечного поиска: новые герои эпоса Евгения Понасенкова

  • 6 марта на сцене театра «Жар-птица» прошел прогон уже ставшего легендарным спектакля «Немецкая сага» - режиссер представил публике нового исполнителя главной роли.

Вторая версия нашумевшей постановки была представлена на суд зрителя еще в ноябре прошлого года на сцене центра им. Мейерхольда, однако, Евгений Понасенков не прекращает своих поисков идеального воплотителя своей формы. Режиссер с откровенно западным стилем работы и эстетикой с большими сложностями вспахивает заросшую бурьяном целину российских театральных кадров. Он пытается заставить привыкших к «игре в самоволке» драматических актеров работать в точном соответствии с художественным замыслом автора спектакля. А это задача - посложнее той, что стояла перед античным героем Гераклом.

Так или иначе, следует признать, что спектакль набирает высоту и силу воздействия, актеры постепенно присваивают себе текст и образы. Что же касается нового исполнителя роли Гитлера (Константин Таран), то здесь режиссер опять пошел по пути выдачи аванса; хотя, по всей видимости, этот аванс вполне заслужен: 6 марта мы увидели полноценную по отдачи игру молодого человека, который, очевидно, после серьезного погружения в систему и стилистику театра Понасенкова, сможет стать проводником этого стиля.

- Евгений, «Сага» сегодня принадлежит антрепризному агентству «Лекур», но вы тратите на ее развитие столько сил – насколько это оправдано?

- Совершенно не понимаю постановки вопроса: какая разница, кто занимается администрированием? Этот спектакль – плод моих размышлений над важнейшими философскими темами и над самой идеей театрального языка! Это мой ребенок.

- После спектакля вы отрекомендовали нового исполнителя роли Адольфа так, как на моей памяти этого не делал ни один режиссер в отношении своих артистов – вы считаете, что он сможет оправдать кредит доверия?

- Вы знаете, что я не люблю провоцирующих вопросов: вы говорите о моем поступке и спрашиваете – подписываюсь ли я под ним или нет.

- Вы всегда держите круговую оборону, в то время как я просто хотела спросить, в чем отличие работы нового исполнителя заглавной роли в вашем спектакле от его предшественника.

- Да, во всем – он хочет работать по-настоящему!

- И, тем не менее, Константин явно с трудом осваивает структуру условного театра, верным проводником которого вы являетесь. Чего ему не хватает?

- Я бы даже сейчас уточнил и углубил проблему: не условный театр (любой театр – условный, просто в разной степени), а символический. Но трудность основная не в понимании символов – а в воздухе. Этого, кстати, не объясняют в театральных вузах (в том числе в РАТИ, выпускником которого являетесь, Настя, и вы). Я подчеркиваю – главная проблема отечественного театра и советских актеров (а все люди, рождающиеся в этой стране, так или иначе, люди советские – на генетическом уровне) в том, что они в упор не видят и не чувствуют атмосферы. Наслаждение для них – как недоступная игрушка на витрине дорого магазина (это надо уметь быть поэтом, чтобы обладать любой драгоценностью). Актер может сделать движение под верным углом и в правильном направлении – но биополе будет не тем, каким задумывалось. Поэтому я считаю, что Косте всего хватает, просто ему тяжело расправить крылья – слишком несообразен поэзии быт его существования и вообще российская атмосфера: не лучшая атмосфера для творчества – кислорода не хватает. Хотя, по моему глубокому убеждению, именно от негативных обстоятельств и надо заряжаться – и в отместку создавать свою красоту.

- Так вот этого с вашими протеже и не происходит?

- Однажды произойдет: «однажды» - это и есть символ. Я живу в ином временном контексте: я воспринимаю не только то, что происходит по бытовому календарю прачек и менеджеров – для меня прошлое и будущее целокупно.

- Тогда еще один «провоцирующий» вопрос: как вы прокомментируете совершено непотребный и непрофессиональный поступок другого вашего актера (Станислав Лиевский) – исполнителя роли Круппа? Публика на его выпад прямо во время действия не обратила внимания, но те, кто знают спектакль, были ошарашены.

- Ну, как? Все мы знаем, что помимо театра на сцене, есть еще и театр за сценой. И лучше его не видеть. В двух словах дело в следующем: есть люди порядочные и подлые - третьего не дано. Причем, подлые просто вынести не могут того, что кто-то свободен от подлости. Это самый страшный род зависти.

- Но, зачем же вы взяли такого человека на работу?

- Все проверяется практикой. Когда в октябре я был вынужден в короткие сроки набирать команду, моя приятельница (это известная владелица бутика, человек со вкусом эстета Армида) очень просила его взять, рассказывала, какой он ответственный и как ему нужно помочь, в том смысле, что сейчас он не снимается – и чуть ли не голодает. Ну, вот я и взял. Причем, надо отметить, что в начале Стас работал достаточно адекватно. А дальше случается то, что хорошо знают драматурги – ситуация. Это очень важная штука в любой пьесе. Короче говоря, он спьяну нахамил и был уволен, но из-за того, что у его сменщика случился аппендицит, ребята уговорили меня взять Стаса еще на один раз сыграть (иначе бы они 6 марта лишились денег). Собственно, меня уговорил Паша Сердюк. Но Паша, как человек порядочный и профессиональный, просто не мог предполагать убогости того, за кого ручался. И это не его вина. Хотя, должен признать, что я не стал ни отменять спектакля заблаговременно, ни останавливать его во время действия совсем по другой причине. Я просто не мог так подрезать крылья Косте. Он еще совсем молод, очень хотел сыграть эту роль – и перенос премьеры на длительный срок был бы психологически очень болезненным. Но посмотрите, какая мораль: подлец себя показал во всей красе и закрыл себе многие двери, а я преодолел свой эгоизм и ради ближнего удержал свой характер в узде.

- Но вы все-таки не остались символом христианского подвига – и отделали на поклонах провинившегося по всей форме, да еще с улыбкой и под гром аплодисментов.

- Аплодисментов – да, но публика даже не понимала сути юмора. Выпад Стаса в начале спектакля они не заметили, а когда я говорил о том, что удачно нашел артистов с необходимыми качествами («один – честный идеолог, другой – как раз, подлец, причем настолько, что и при публике скрыть этого не может», – прим. А.Т.), они отметили, скорее, то, как я говорил, а не о чем. Вообще, надо признать, даже такой знаток мемуарной литературы, как я, не всегда предугадывает степень людской мерзости. Только вдумайтесь: человек отваживается на подобные гнусности тогда, когда любая мелочь может сбить его коллег, и особенно того, кто только введен на роль – и кого надо всячески психологически поддерживать. То есть, такая зависть таланту и чистоте другого – до конвульсий! Причем, Стас днем подошел ко мне на полусогнутых ногах и попросил, чтобы я уговорил администратора выдать ему гонорар заранее («поесть») – то есть он эту подлость уже спланировал. Но, как говорится, нет худа без добра – зато Костя в начале пути поймет, что такое театральное быдло – и как надо его сторониться. Что Плисецкой стекло в пуанты не подбрасывали, что Демидовой перед выходом на сцену не говорили гадостей ее завистницы? Это же театр.

Но вы собираетесь как-то наказывать Лиевского?

Да, зачем? Он уже итак себя человеком не считает. Такие товарищи плохо кончают. Ну, пока есть какие-то молодые годы, тело – есть пути и способы, есть сериалы, но все это быстро заканчивается. Да, дело даже не в этом – он же сам себя гложет. Вот и весь Достоевский. А вот у Кости есть будущее - главное расправить крылья.

  • Анастасия Тарасова
    «Новое обозрение», 10 марта 2008.